Автор: Линн Сорайя / Lynne Soraya
Перевод: Владислав Тушканов
Редактура: Наталья Владимирова
Источник оригинальной статьи: Psychology Today
Источник перевода
Уже много лет я анализирую, почему те или иные события или ситуации в моем детстве повлияли на меня так, а не иначе. Раз за разом мое внимание привлекали физические упражнения, но я никак не могла точно понять, почему. Затем мне на глаза попалась статья Шеннон де Роше Розы.
Шеннон пишет: «Взрослые аутисты утверждают, что физические упражнения играют огромную роль в саморегуляции и помогают познавать окружающий мир. Спорт предоставляет возможности для социального взаимодействия с меньшим упором на речевое общение, упражнения смягчают побочные эффекты некоторых лекарств и снижают склонность некоторых аутичных детей к ожирению». Я не припомню, чтобы когда-либо ранее кто-то так конкретно говорил о полезном действии упражнений на регуляцию организма, однако сказанное во многом соответствовало моему личному опыту.
Не знаю, видели ли эту связь люди, окружавшие меня, когда я была ребенком, но теперь мне кажется, что в какой-то степени они ее осознавали. В моем раннем детстве спорт был постоянно со мной, и местами, где я меньше всего было подвержена эмоциональным срывам, были те, где были широкие возможности заниматься подходящими мне упражнениями. Что я имею в виду под «подходящими упражнениями»? Наверное, это во многом зависит от каждого конкретного человека.
Для меня самыми полезными были упражнения, которые помогали справиться с моими сенсорными проблемами. Я постоянно искала дополнительную стимуляцию для своих органов чувств. Я обожала карабкаться, крутиться и вертеться. Однако у меня плохо получалось справляться с упражнениями, составляющими костяк большинства программ физкультуры, в которых необходимо следить за одновременным перемещением множества предметов и людей. Для таких упражнений мне не хватало комбинации проприоцептивных навыков и наглядно-образного мышления, и я часто попадала в неловкие ситуации. Например, играя в командные виды спорта вроде футбола или баскетбола, я часто врезалась в других детей или поскальзывалась и катилась по полю, словно я сама была мячом.
С другой стороны, было много и таких упражнений, которые мне нравились. Я любила висеть и лазить по канату, качаться на качелях, лазить по камням на пляже или перелезать через бревна в лесу. Мне нравились долгие прогулки на природе, катание на велосипеде, игра в вышибалы и квадрат, плавание, прыжки на батуте, боевые искусства, например, айкидо. Эти занятия помогали удовлетворять мои сенсорные потребности — вестибулярные, проприоцептивные, или их сочетание, а мои проблемы с наглядно-образным мышлением не мешали их выполнению.
Шеннон в своей статье отмечает, что родителям нужно быть крайне бдительными, когда речь заходит об инклюзивности школьных программ физической культуры. Она пишет: «Даже движимые лучшими намерениями директора и учителя физкультуры не всегда понимают, как лучше удовлетворить потребности учащихся с ограниченными возможностями». И это печально, учитывая, насколько легко можно подогнать физические упражнения под учащихся с особыми физическими и сенсорными нуждами. Например, в младших классах я обожала прыгать через скакалку. На продленке я могла заниматься этим часами, одна или вместе с товарищами.
Уже в более старшем возрасте, составляя себе программу тренировок, я задумалась над этими детскими воспоминаниями. Прыжки со скакалкой — распространенное упражнение, и если мне так нравилось это раньше, то ведь и теперь должно сработать? Не сработало. Я многие годы не могла понять, в чем дело, пока не начала читать о сенсорных проблемах, связанных с аутизмом — только тогда все встало на свои места.
Когда я пыталась снова начать заниматься, я купила в магазине обычную скакалку. Она была куда более продвинутая, чем та, через которую я прыгала в детстве. У нее были разные фишки вроде шаровых держателей у шнура, благодаря которым ее можно было крутить очень быстро. Как выяснилось, проблема была именно в этом. Шнур вращался слишком легко. Я не чувствовала сопротивления. В сочетании с очень лёгким материалом шнура такая скакалка давала очень мало проприоцептивной информации. А поскольку именно с этим у меня и были проблемы, я не могла, не глядя, понять, где и в какой момент находится шнур. Это было все равно, что крутить воздух.
Почему же раньше было совсем по-другому? Владельцы центра, где была моя группа продленного дня, занимались парусным спортом, и скакалки, которые там были, они сделали сами из тяжелого каната — такого, которым можно привязать лодку к причалу. Дополнительный вес не только способствовал более интенсивной тренировке, но и усиливал проприоцептивные ощущения, не только давая мне почувствовать, где находится веревка, но и выполняя сенсорно-регуляторную функцию — примерно как «глубокое давление». Поэтому я так любила скакалку.
Вспоминая те годы, я понимаю, как такие небольшие изменения, сделанные намеренно или случайно, превращали упражнения, которые я не могла выполнять, в те, которые мне очень нравились. Столь же важным было желание взрослых и сверстников вносить такие изменения или предоставлять более широкий выбор упражнений. Мне очень повезло, что в младших классах я была окружена именно такими людьми (особенно учитывая не такие гибкие и инклюзивные программы физического воспитания, с которыми я столкнулась в старшей школе).
Сравнивая эти два периода, я понимаю, почему аутичные люди, прошедшие через неинклюзивные программы, так негативно воспринимают физические упражнения. Мне повезло: в детском возрасте я выработала положительное отношение к спорту и разобралась, какие упражнения подходят для меня, а какие нет. Поэтому когда уроки физкультуры не удовлетворяли мои потребности в саморегуляции, я после уроков занималась самостоятельно. Но могла ли школьная программа удовлетворить мои нужды?
Физкультура была одной из важнейших дисциплин в программе центра, в который я ходила до четвертого класса. Думаю, руководители центра, которые разрабатывали программу, сделали так не случайно. Другие взрослые аутисты часто рассказывают мне, как им помогли физические упражнения — будь то прыжки на батуте дома или просто прогулки. Некоторые даже стали спортивными тренерами — например, Ник Уокер, чьи знания психолога и тренера айкидо (в открытом им же центре Айкидо Сусекай) дают ему возможность находить способы помочь людям с аутизмом как психологически, так и физически.
Стараясь сделать наши сообщества и школы более инклюзивными, мы должны уделить особое внимание инклюзивности физического воспитания и спортивных секций. Многие из нас уже убедились, что регулярная физическая активность, специально подогнанная под индивидуальные сенсорные и физические нужды, может значительно улучшить качество жизни. Не стоит закрывать на это глаза.